Неточные совпадения
Она была
на угле и, тупо
поставив узкие ножки в высоких ботинках, видимо робея, катилась к нему.
Я взошел в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю ее мебель.
На стене ни одного образа — дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи,
поставив в
угол шашку и ружье, пистолеты положил
на стол, разостлал бурку
на лавке, казак свою
на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке все вертелся мальчик с белыми глазами.
Я лежал
на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел в мою комнату. Он сел в кресла,
поставил трость в
угол, зевнул и объявил, что
на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, — и мы оба замолчали.
На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча.
На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна — изрезанная, наша, другая — новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой — черная доска,
на которой кружками отмечались наши большие проступки и крестиками — маленькие. Налево от доски был
угол, в который нас
ставили на колени.
С молитвой
поставив свой посох в
угол и осмотрев постель, он стал раздеваться. Распоясав свой старенький черный кушак, он медленно снял изорванный нанковый зипун, тщательно сложил его и повесил
на спинку стула. Лицо его теперь не выражало, как обыкновенно, торопливости и тупоумия; напротив, он был спокоен, задумчив и даже величав. Движения его были медленны и обдуманны.
Катерина Ивановна взяла Лидочку, сняла со стула мальчика и, отойдя в
угол к печке, стала
на колени, а детей
поставила на колени перед собой.
Одну из них, богиню Молчания, с пальцем
на губах, привезли было и
поставили; но ей в тот же день дворовые мальчишки отбили нос, и хотя соседний штукатур брался приделать ей нос «вдвое лучше прежнего», однако Одинцов велел ее принять, и она очутилась в
углу молотильного сарая, где стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас баб.
Клим сел против него
на широкие нары, грубо сбитые из четырех досок; в
углу нар лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу,
поставила ее
на стол и, посмотрев
на Клима, сказала дьякону...
В буфете, занятом офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину место в
углу за столом, прикрытым лавровым деревом, две трети стола были заняты колонками тарелок,
на свободном пространстве
поставил прибор; делая это, он сказал, что поезд в Ригу опаздывает и неизвестно, когда придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых
на фронт, задержали два санитарных поезда в Петроград.
Самгина подбросило,
поставило на ноги. Все стояли, глядя в
угол, там возвышался большой человек и пел, покрывая нестройный рев сотни людей. Лютов, обняв Самгина за талию, прижимаясь к нему, вскинул голову, закрыв глаза, источая из выгнутого кадыка тончайший визг; Клим хорошо слышал низкий голос Алины и еще чей-то, старческий, дрожавший.
Самгин внимательно наблюдал, сидя в
углу на кушетке и пережевывая хлеб с ветчиной. Он видел, что Макаров ведет себя, как хозяин в доме, взял с рояля свечу, зажег ее, спросил у Дуняши бумаги и чернил и ушел с нею. Алина, покашливая, глубоко вздыхала, как будто поднимала и не могла поднять какие-то тяжести.
Поставив локти
на стол, опираясь скулами
на ладони, она спрашивала Судакова...
Он достал из
угла натянутый
на рамку холст, который готовил давно для портрета Веры, взял краски, палитру. Молча пришел он в залу, угрюмо, односложными словами, велел Василисе дать каких-нибудь занавесок, чтоб закрыть окна, и оставил только одно; мельком исподлобья взглянул раза два
на Крицкую,
поставил ей кресло и сел сам.
Опять появились слуги: каждый нес лакированную деревянную подставку, с трубкой, табаком, маленькой глиняной жаровней, с горячими
углями и пепельницей, и тем же порядком
ставили перед нами. С этим еще было труднее возиться. Японцам хорошо, сидя
на полу и в просторном платье, проделывать все эти штуки: набивать трубку, закуривать
углем, вытряхивать пепел; а нам каково со стула? Я опять вспомнил угощенье Лисицы и Журавля.
— Ну, вот и князь наш объявился, — сказал он,
ставя чайник среди чашек и передавая хлеб Масловой. — Чудесные штуки мы накупили, — проговорил он, скидывая полушубок и швыряя его через головы в
угол нар. — Маркел молока и яиц купил; просто бал нынче будет. А Кирилловна всё свою эстетическую чистоту наводит, — сказал он улыбаясь, глядя
на Ранцеву. — Ну, теперь заваривай чай, — обратился он к ней.
Бахарев очистил
на письменном столе один
угол, куда горничная и
поставила кипевший самовар. За чаем Бахарев заговорил об опеке и об опекунах. Привалов в коротких словах рассказал, что вынес из своих визитов к Ляховскому и Половодову, а затем сказал, что строит мельницу.
Я отправился по этой тропинке; дошел до пасеки. Рядом с нею стоял плетеный сарайчик, так называемый амшаник, куда
ставят улья
на зиму. Я заглянул в полуоткрытую дверь: темно, тихо, сухо; пахнет мятой, мелиссой. В
углу приспособлены подмостки, и
на них, прикрытая одеялом, какая-то маленькая фигура… Я пошел было прочь…
Мы вошли в дом. Молодой малый, в длинном кафтане из синего толстого сукна, встретил нас
на крыльце. Радилов тотчас приказал ему поднести водки Ермолаю; мой охотник почтительно поклонился спине великодушного дателя. Из передней, заклеенной разными пестрыми картинами, завешенной клетками, вошли мы в небольшую комнатку — кабинет Радилова. Я снял свои охотничьи доспехи,
поставил ружье в
угол; малый в длиннополом сюртуке хлопотливо обчистил меня.
Пока мы шли из гостиной и садились, Федор Михеич, у которого от «награды» глазки засияли и нос слегка покраснел, пел: «Гром победы раздавайся!» Ему
поставили особый прибор в
углу на маленьком столике без салфетки.
В двенадцать приходил военный губернатор; не обращая никакого внимания
на советников, он шел прямо в
угол и там
ставил свою саблю, потом, посмотревши в окно и поправив волосы, он подходил к своим креслам и кланялся присутствующим.
Со времени Возрождения талант становится до некоторой степени охраной: ни Спинозу, ни Лессинга не сажали в темную комнату, не
ставили в
угол; таких людей иногда преследуют и убивают, но не унижают мелочами, их посылают
на эшафот, но не в рабочий дом.
Таким образом, когда другие разъезжали
на обывательских по мелким помещикам, он, сидя
на своей квартире, упражнялся в занятиях, сродных одной кроткой и доброй душе: то чистил пуговицы, то читал гадательную книгу, то
ставил мышеловки по
углам своей комнаты, то, наконец, скинувши мундир, лежал
на постеле.
Мало — помалу, однако, сближение начиналось. Мальчик перестал опускать глаза, останавливался, как будто соблазняясь заговорить, или улыбался, проходя мимо нас. Наконец однажды, встретившись с нами за
углом дома, он
поставил на землю грязное ведро, и мы вступили в разговор. Началось, разумеется, с вопросов об имени, «сколько тебе лет», «откуда приехал» и т. д. Мальчик спросил в свою очередь, как нас зовут, и… попросил кусок хлеба.
— Видишь, — говорил Калистратов серому,
поставив ребром ладонь своей руки
на столе, — я иду так по тротуару, а она вот так из-за
угла выезжает в карете (Калистратов взял столовый нож и положил его под прямым
углом к своей ладони). Понимаешь?
Карл Иваныч
ставил нас
на колени лицом в
угол, и наказание состояло в физической боли, происходившей от такого положения; St.-Jérôme, выпрямляя грудь и делая величественный жест рукою, трагическим голосом кричал: «A genoux, mauvais sujet!», приказывал становиться
на колени лицом к себе и просить прощения. Наказание состояло в унижении.
Все пошли в нее. Добров очень нежничал с Александром Ивановичем. Он даже поддерживал его под руку, когда тот всходил
на крыльцо. Все уселись в передний
угол перед столом. Прибежавшая откуда-то впопыхах старуха хозяйка сейчас же стала
ставить на стол водку, пироги, орехи, изюм… Александр Иванович начал сейчас же пить свои четверть-рюмочки, но Вихров и Живин отказались.
Каждый раз, когда у Андрея собирались товарищи
на чтение нового номера заграничной газеты или брошюры, приходил и Николай, садился в
угол и молча слушал час, два. Кончив чтение, молодежь долго спорила, но Весовщиков не принимал участия в спорах. Он оставался дольше всех и один
на один с Андреем
ставил ему угрюмый вопрос...
Вместо мебели ей
поставили простой, некрашеный стол и три табуретки; в
углу стояла кровать, перешедшая, вместе с домом, от управляющего; в стену вбито было несколько гвоздей,
на которые она могла вешать свой гардероб.
Устинья Наумовна (
ставит вино
на стол). Врешь, купоросная душа, не уйдешь! (Прижимает его в
угол и хватает за шиворот.)
Долго стоял он в нерешимости со свечой в руке. В ту секунду, как отворял, он очень мало мог разглядеть, но, однако, мелькнуло лицо Кириллова, стоявшего в глубине комнаты у окна, и зверская ярость, с которою тот вдруг к нему кинулся. Петр Степанович вздрогнул, быстро
поставил свечку
на стол, приготовил револьвер и отскочил
на цыпочках в противоположный
угол, так что если бы Кириллов отворил дверь и устремился с револьвером к столу, он успел бы еще прицелиться и спустить курок раньше Кириллова.
— Могли; должны были! Для вас тут нет другой постели, а я заняла вашу. Вы не должны были
ставить меня в фальшивое положение. Или вы думаете, я приехала пользоваться вашими благодеяниями? Сейчас извольте занять вашу постель, а я лягу в
углу на стульях…
Сидит в
углу толсторожая торговка Лысуха, баба отбойная, бесстыдно гулящая; спрятала голову в жирные плечи и плачет, тихонько моет слезами свои наглые глаза. Недалеко от нее навалился
на стол мрачный октавист Митропольский, волосатый детина, похожий
на дьякона-расстригу, с огромными глазами
на пьяном лице; смотрит в рюмку водки перед собою, берет ее, подносит ко рту и снова
ставит на стол, осторожно и бесшумно, — не может почему-то выпить.
Когда я согласился, он сел
на постели, не спуская ног
на пол, и уже тоном приказания велел мне
поставить сундук
на постель, к его ногам. Ключ висел у него
на гайтане, вместе с нательным крестом. Оглянув темные
углы кухни, он важно нахмурился, отпер замок, подул
на крышку сундука, точно она была горячая, и, наконец приподняв ее, вынул несколько пар белья.
Икону
поставили в передний
угол на два стула, прикрытые чистой простыней, по бокам киота встали, поддерживая его, два монаха, молодые и красивые, подобно ангелам — ясноглазые, радостные, с пышными волосами.
Сердобольная Наталья Николаевна, сберегая покой мужа, ухаживала за ним, боясь каким бы то ни было вопросом нарушить его строгие думы. Она шепотом велела девочке набить жуковским вакштафом и
поставить в
угол на подносике обе трубки мужа и, подпершись ручкой под подбородок, ждала, когда протоиерей выкушает свой стакан и попросит второй.
Корзина с провизией склонилась в руках ослабевшего человека, сидевшего в
углу вагона, и груши из нее посыпались
на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и
поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и
на место билета положил туда же белую картонную марку с номером. Огромный человек крепко спал, сидя, и
на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
Гимназист нахмурился и скрылся. Он пошел в свою комнату, стал там в
угол и принялся глядеть
на часы; два мизинца
углом — это знак стоять в
углу десять минут. «Нет, — досадливо думал он, — при маме лучше было: мама только зонтик
ставила в
угол».
Долго и молча отец ходил по двору, заглядывая во все
углы, словно искал, где бы спрятаться, а когда, наконец, вошёл в свою горницу, то плотно прикрыл за собою дверь, сел
на кровать и,
поставив сына перед собою, крепко сжал бёдра его толстыми коленями.
Невольно сравнивая эти несколько кратких месяцев со всей длинной, серой полосой прошлого, он ясно видел, что постоялка вывела его из прежней, безразличной жизни в
углу,
поставила на какой-то порог и — ушла, встряхнув его душу, обеспокоив его навсегда.
Он легко и ловко перешагнул через порог, освободился от ружья,
поставил его в
угол, быстрым взглядом окинул и оценил сложенные в хате пожитки и вывернутыми ногами в поршнях, не топая, вышел
на средину комнаты.
— И мы от добрых-то людей не в
угол рожей, Вукол Логиныч, — обижался Брагин. — Милости просим, господа… Только не обессудьте
на нашей простоте: живем просто, можно сказать, без всякого понятия. Разве вот дом
поставим, тогда уже другие-то порядки заведем… Порфир Порфирыч, пожалуйте!
Иногда все дело состояло в том, что надо было переложить верши из одного
угла в другой или вынуть такой-то шест и
поставить на его место другой.
Человек в белой рубахе убрал самовар и зажег в
углу перед образом лампадку. Отец Христофор шепнул ему что-то
на ухо; тот сделал таинственное лицо, как заговорщик — понимаю, мол, — вышел и, вернувшись немного погодя,
поставил под диван посудину. Иван Иваныч постлал себе
на полу, несколько раз зевнул, лениво помолился и лег.
В
углу, около постели, стенные часы нерешительно и негромко пробили раз — два; женщина дважды вздрогнула, подошла, остановила прихрамывающие взмахи маятника неверным движением руки и села
на постель.
Поставив локти
на колени, она сжала голову ладонями, волосы её снова рассыпались, окутали руки, закрыли лицо плотной, тёмной завесой.
Он тоже приносил какие-то книги и свёртки бумаг, хозяин брал их, одобрительно кивал головой, тихо смеялся и прятал в стол или
ставил в
угол,
на полку за своей спиной.
Отпраздновав несколько дней дома и наладив все, что без нее в домашнем хозяйстве приходило в расстройство, Марья Николаевна опять отправлялась пешком за сто верст
на свою фабрику, пока, наконец, в конце второго года явилась оттуда веселая и счастливая, с кульком основы, узоров и шерстей, и,
поставив в светлом
углу бедной горницы ткацкий стан, начала дома ткать ковры уже как опытная мастерица.
— Он по двери лазил; одну ногу
поставит на лавку, другую
на скобу двери, потом
на верх её, оттуда схватится руками за край и подтянется
на руках-то. А ручонки — без силы, вот и сорвался да, видать, об
угол двери сердцем и угодил.
И видя, что я, не сходя с места, сделал отрицательное движение головой, он сам пошел рыться в куче старых холстов, поставленных в
углу. Потом надел
на лампу рефлектор,
поставил мою неоконченную картину
на мольберт и осветил ее. Он долго молчал.
Я снял холст с мольберта и
поставил его в
угол лицом к стене. Неудача сильно поразила меня. Помню, что я даже схватил себя за волосы. Мне казалось, что и жить-то не стоит, задумав такую прекрасную картину (а как она была хороша в моем воображении!) и не будучи в состоянии написать ее. Я бросился
на кровать и с горя и досады старался заснуть.
Один, услыхав близкий ружейный выстрел, бросается
на него, как горячая легавая собака, оставляя и бабки, и свайку, и своих товарищей — это будущий стрелок. Один кладет приваду из мякины,
ставит волосяные силья или настораживает корыто и караулит воробьев, лежа где-нибудь за
углом, босой, в одной рубашонке, дрожа от дождя и холода, — это будущий птицелов и зверолов.
Подойдя к месту, то есть к тропе, охотник, наклонясь как дальше вперед, но не становясь обеими ногами вместе, очерчивает лопаточкой четвероугольник
на самой бойкой тропе, так, чтобы тропа приходилась посредине, бережно снимает пласт снега почти до самой земли и, сохраняя по возможности фигуру волчьих следов, кладет пласт снега позади себя,
на свой собственный след;
на очищенном месте, которого величина должна быть соразмерна величине снасти, он
ставит капкан с его полотном, разводит дуги, настораживает их и потом достает, также позади себя, чистого снегу и бережно с, лопаточки засыпает им капкан так, чтобы снежная поверхность была совершенно ровна, и
на этом пушистом снегу,
углом или концом рукоятки той же лопаточки, искусно выделывает тропу волчьих следов, копируя снятый им с этого места след.